год 857

– Господин Йоргес, вас что-то тревожит?



Королева склонна всячески поддерживать ходящую в стенах легенду: Хистория Райсс создана божественной волей, послана небесами и слеплена ангелами. Поэтому Хистория Райсс – чуткое, внимательное, трогательное создание и, по мнению многих её знакомцев, немного блаженная. Но чего, даже будучи блаженной, эта королева не позволит – чтобы гостю было плохо в её доме. А послу Йоргесу определённо плохо: он рассеян, даже растерян, с опаской озирается по сторонам и остаётся совершенно чужд общего веселья и богатого убранства дворца.

Возможно, это слишком для него: шумный приём, устроенный элдийской королевой, призван впечатлить, но размах его может и напугать неподготовленного. Посол Йоргес из северного государства Громвор на службе короне уже лет десять и всякое видел – неужели не знал такого праздника? Королева улыбается: этот замечательный день для общего торжества. Завтра с утра её министрами и послами союзных стран будет подписано завершающее соглашение торгового союза держав, и Элдия станет новым торговым центром. Безопасным, процветающим и богатым природными ресурсами. Такими, каких в других местах и не водится. Тщательные, кропотливые переговоры её министров подойдут к концу, молчаливое противостояние Элдии и всего мира закончится хотя бы на официальном уровне, и народ сможет вздохнуть свободно. Добытый («исключительно трудами моих министров, прошу заметить!») торговый договор свяжет их всех воедино. Единственное, что может сделать королева – отпраздновать. Устроить приём, который покажет послам, что Парадиз готов к миру на всех уровнях. Потому что именно это королевская задача – производить впечатление.

– Нет, Ваше Величество. Это замечательный вечер, – Йоргес почтительно кланяется и отступает. «Ну кто же бежит от королевы, господин посол, ну что же вы?»

Хистория сияет, и это эффект не только её ожерелья из горящих камней, с которыми местные ювелиры наконец-то научились справляться в достойной манере. Королев распорядилась даже наладить небольшое производство, чтобы экспортировать ограниченную партию украшений – дамы будут в восторге уже от того, что это эксклюзивный природный ресурс. Что важнее, на выручку от одного браслета можно пару месяцев кормить сирот в приютах. Побрякушки – да, но что не побрякушки? Военные технологии, которые мир вынудил элдийцев раскрыть? Нет, они тоже побрякушки. УПМ освоят и кого-нибудь где-нибудь ими обязательно убьют. Но не в Парадизе. Больше нет. Здесь они – оружие мира, как всегда и было.

Вокруг неё кто-то вьётся, и Хистория помнит их по именам, от мальчишки-разносчика до помощника повара и жены посла. Хистория помнит всё, – и 64 страницы собственноручно составленного торгового договора наизусть, – потому что ей ещё делать в этих стенах? Общеизвестно, что у королевы всегда есть свободное время: она же совсем ничем не занята. Носится по саду с трехгодовалым сыном целыми днями… «Когда же мы последний раз виделись, свет мой?» – думает Хистория, редкой ночью откладывая бумаги: донесения, предназначающиеся не ей, перехваченные письма, рапорты разведки, и миллионы чёртовых досье, которые официально хранятся в штабе, но «там ведь их все уже прочитали, поэтому можно незаметно взять».

Хистория начинает уделять внимание, когда в дверях появляются, неприлично поздно и не в особо торжественной одежде, Ханджи и Ривай. Её самая любимая на свете командор, ужасная, отвратительная в этой должности, но «Ханджи, милая, давай ты останешься, я никого больше не могу назначить, ну не Артлетта же, в конце концов, ему 22» («Ты будешь страшно занята, Ханджи, но ты же понимаешь, больше никак, нужно максимально обезопасить и засекретить твои разработки»); её не самый любимый на свете, но это уже давно в прошлом, капитан. Возможно, и не капитан вовсе, Хистория не следит за званиями, – кажется, она вешала ему медальку на шею и знак отличия на воротник, – но кого это тревожит? Беззаботная королева может бывшего командира хоть уткой назвать, никто и бровью не поведёт. Меньше всех – сам Ривай. Потому что всем известно: совсем немного, самую малость, капельку-капельку, но благородная королева – двинутая.

Райсс, честное-честное слово, не станет конечно же, потому что она, честное-честное слово, генерала обожает, вот прям как есть. Хистория, точнее, думает, что это обожание. Думает долго и основательно, а потом приходит к выводу, что не прячется по углам от смурного недоброго взгляда – и уже неплохо. И простодушно зовёт это обожанием. Даже не скрывает. Всегда нарывается одинаково неотъемлемо. А сегодня ещё засыпает миллионом вопросов: почему опоздали, чего не нарядные, зачем такие хмурые на праздник пришли, а давайте найду вам партнёров по танцам, а как дела, а чем нынче занята разведка, а то никто ей ничего не докладывает, никто ничего не говорит, а на ночь вы останетесь, вам уже комнаты приготовили? От Её Сиятельства бровь дёргается даже у отступающей Ханджи, но Риваю сложнее – Ривая королева под руку держит. Он долго-долго обводит взглядом толпу, Хистория долго-долго таращится на генерала, пока в её речи не наступает секундная пауза, особенно заметная на фоне вечного словесного потока.

– Я бы приглядывала за бокалом, – звенит Хистория, и девочка-служанка у неё за спиной вздрагивает, но королева продолжает беззаботно и легко, – а то уведут. Кажется, командора уже увели, – задорный хохот Райсс заставляет даже привычных к её нраву оглядываться, поворачивать головы, коситься, а особо дерзких – качать головой. Неодобрительно, порицающе, в назидание – чёрт их знает, Хистории всё одно.

Она смотрит в сторону Ханджи, которую посол Саула, что южнее Хиздуру и западнее Громвора, пытается уговорить на танец, и думает: «Бедняга». И сама не знает, сочувствует Ханджи, потому что посол Абу скучный, занудный человек, или послу, потому что Ханджи даже существо со здоровыми нервами может вымотать за рекордный срок.

Хистория смеётся, оставляет Ривая в покое, уносится на очередную беседу, очередной обещанный танец, очередной ужасно важный разговор. У неё ни руки не дрожат от раздражения, ни ноги не ноют от отвратительной, мучительной обуви, ни зубы не сводит от пустой болтовни – Хистория всё незначительное способна пропустить мимо ушей, сердца и пяти чувств. Это не отнимает у неё силы – силы отнимает делать вид, будто она не знает, что творится в её дворце этой ночью.

Отредактировано Historia Reiss (Суббота, 9 февраля, 2019г. 18:28:10)

год 851

Эти дома больше походили на наросты внутри большой скалы: уродливые, заполняющие всё подземелье они, казалось, свисали с самых непредсказуемых мест, и пугали своими чёрными внутренностями, трещинами и разломами. Чем глубже в Подземный Город они пробирались, тем уродливее становилось его нутро, тем чернее делались эти сталактиты, и Хистории казалось, что пространство сужается с пугающей быстротой. Дышать здесь следовало через раз: густой, влажный, тяжёлый, будто в грибнице, воздух просачивался в лёгки с трудом, и королева вдыхала через рот, пытаясь обезопасить себя хотя бы от запаха.

– Вы здесь выросли? – изумилась Хистория. В голосе её смешались восхищение, недоверие и сочувствие, и она впервые с начала дня взглянула прямо на капитана. Райсс старалась не говорить особо и вообще не выделяться в его присутствии; выпускники 104 давно уже привыкли к капитану и своему непосредственному начальнику теперь, но не Её Величество. Будь она даже тысячу раз монархом и стой на десять ступеней выше, изгнать из себя паршивое чувство страха перед ним не получалось. Потому что капитану её мнимый авторитет был до лампочки, прожевал бы и не подавился: все вокруг давно уже, ещё даже до официальной коронации, обращались к ней «Ваше Величество», бывший командир, ничтоже сумняшеся, говорил «Хистория»*. Райсс всерьёз полагала, что он имел на неё зуб, как бы абсурдно это не звучало. На недовольство ею его бы, наверное, не хватило, но Хистория считала, что презрение испытывать он вполне способен.

Она не считала себя какой-то исключительной. От Ривая доставалось всем: в воспитательных и стратегических целях или просто заслуженно. Ребятам начальства опасаться стоило уж точно больше, чем Её Величеству. Но в случае Хистории воспитательные меры капитана однажды слишком сильно повлияли на её жизнь. Эрену, может, прилетало время от времени тяжёлым сапогом, но для неё «добрый» совет Аккермана обернулся молчаливой катастрофой. «Не нравится судьба – борись», – однажды сказал он. И Хистория не была уверена, что стоило тогда слушаться: ни к чему хорошему это не привело, только к фальшивой короне и мнимому спокойствию.

Но в её ужасе в адрес Ривая была гораздо больше настоящего, чем прошлых обид. Она подсознательно опасалась накосячить снова: повторить урок капитану ни один статус не помешал бы. «Если провалюсь, найдёт и пришибёт», – с опаской думала Хистория, принимая любое королевское решение, и иногда подскакивала посреди ночи от этой мысли. Очень смешно, что этот человек на какое-то время сделался её моральным компасом. Хистории нужен был ориентир хотя бы по первости в этой дивной новой жизни. Её собственная голова была пуста, а головы кадетов 104 забиты чёрт пойми чем и великой миссией. У Райсс особо не было выбора, как и всегда.

И всё же долгое знакомство и постоянное рабочее присутствие Аккермана в королевских и приютских делах в последние несколько месяцев немного облегчали её паранойю. Во всяком случае, общаться с ним Хистория могла. Задать личный вопрос тоже было несложно. Тактичная Криста поняла бы, что лезть в такие дебри не стоит, но Хистория была рыбой другого озера и позволяла себе многое из того, чего малышка Криста избегала. Такта в ней сильно поубавилось. Как и сочувствия.

Но желание помогать осталось. Именно поэтому она предложила строить приюты не только для детей с поверхности, но и для тех, кому помощь была нужна ещё больше, для тех, у кого не было шансов. С недавних пор Хистория на шансы плевала. Дети Подземного Города сперва виделись ей какой-то безликой массой, квинтэссенцией горя и сложной судьбы, и королева настояла спустить сюда лично, чтобы избавиться от обезличенного. Ей хотелось погрузиться в ужас, на своей шкуре почувствовать отчаяние. И это была не только нехватка бестолкового адреналина и тоска по разведке. Это была необходимость снова ощутить хоть что-то, кроме безупречного вакуума королевского дворца.



год 857

Согласно дворцовому этикету, королеве не следовало задерживаться до конца торжества. Гости могли кутить хоть всю ночь, но официальная часть заканчивалась до полуночи, и Её Величеству следовало отбыть в свои покои. Хистория, конечно же, все предписания проигнорировала, выплясывая очередной фортель. Опустевшие бокалы она меняла с такой частотой, что слуги не успевали наполнять. «Надо не забыть заказать новые цветы», – между прочим подумалось ей, в перерыве между вальсом и каким-то иностранным танцем, название которого Хистория не помнила. В отличие от исправно заученных движений. Подумаешь, танцевальные па – попробуй от хука Микасы уклониться, вот это задача.

К своим почётным гостям королева возвращалась не единожды за вечер: без особого рвения пыталась уговорить Аккермана променять чай на вино и даже взяла на себя ответственность научить Ханджи незамысловатой мазурке. Она бы и Ривая научила, но крупицы здравомыслия в её королевской голове ещё остались.

Хистория дёрнула плечом, когда командор поздравила её с официальным заключением мира во всём мире.

– Я не при чём, – с нажимом и улыбкой сказала королева, и, судя по тому, как сверкнули глаза за очками, Зои ни на секунду ей не поверила. Мудрая женщина, которой Хистория могла бы доверить любую тайну. Но на совести Зои было так много этих тайн, что вешать на неё ещё больше Райсс не собиралась.

До своей двери, сопровождаемая обычной свитой служанок, королева добралась глубоко за полночь, когда даже гости уже зевали. Посол Йоргес к концу праздника стал ещё более нервным. Когда он разбил бокал, Хистория решила, что пора и честь знать.

– Я сама справлюсь, – мило улыбнулась королева и захлопнула дверь перед носом свиты.

Первым делом огляделась, сняла невыносимые туфли, распустила тяжёлые волосы и притушила все источники света, которые были в комнате, даже тяжёлые гардины задёрнула, чтобы луна не светила. В ночную сорочку пришлось переодеться только потому, что её вечерний наряд был жутко неудобным. А после рухнула на кровать, как любая умотанная весельем и вином молодая девушка. Глаза Хистория прикрыла просто для того, что отвлечься.

Она ждала посетителей. Незваных, без приглашения, но совершенно точно – по её душу. В кромешной темноте комнаты королева передвигалась наощупь, давно привычная к мельчайшим деталям. Её незваный гость, которого Хистория с успехом дождалась, такой привилегией не обладал. Зато острые лезвия мечей давали ему другое преимущество – смертоносное. Холодное оружие, пожалуй, было мудрым выбором: огнестрельное всё ещё не пользовалось популярностью среди Элдийцев и могло выдать иностранное вмешательство, а вот в лезвии было что-то глубоко личное, почти интимное. Проткнуть насквозь или исполосовать Её Величество мог как враг, так и очень близкий друг – под подозрением бы оказались все. Особенно те гости, которые присутствовали этой ночью в её дворце и были хороши в обращении с ножами разного рода. «Удачно выбранное время для покушения, молодцы». Больше вариантов для скорой монаршьей смерти не было, раз уж от яда в вине королева помирать предусмотрительно отказалась. «Как будто я стану глотать всё, что мне наливают».

Ощутив чужую близость, Хистория перекатилась на спину и пригнула голову – лезвие просвистело у самого уха. Кувыркнулась, вскинулась и попала визитёру ногой туда, куда и целилась – в челюсть. Воспользовавшись замешательством, выхватила из-под подушки запасённый кинжал и швырнула в сторону, где, как она предполагала, находился визитёр. Судя по глухому звуку, не промазала. Ей было важно его не убить, но в такой ситуации Хистория ни за что не могла ручаться. Она дотянулась до лампы, и тут же в комнате прибавилось освещения.

«Так вот, как ты выглядишь, мой милый убийца». На лице у человека была плотная повязка, но во всей его фигуре читалось изумление. «Что, все забыли уже, что королева когда-то была солдатом и даже Стены спасла однажды? Тщательнее надо проверять информацию, идиоты».

Хистория встала перед человеком, пришедшим за её головой. «Либо повеселиться, либо умереть – никакой разницы в сущности».

Для всех война давно закончилась. Для всех, кроме королевы.

I must go on standing
You can't break that which isn't yours
I must go on standing
I'm not my own, it's not my choice

год 851

«Как любезно с вашей стороны так подробно рассказать мне, капитан», – Хистория бы закатила глаза, если бы столкнулась с немногословностью и грубым, сухим обращением Леви впервые. Но кадетом она уже к ним привыкла, и сделавшись королевой, не особо надеялась на изменения и поблажки. Надеждой, что бывший командир теперь начнёт перед ней стелиться, она себя даже не тешила: Аккерман придерживался субординации, но как-то крайне вольно, должно быть, когда сам хотел. Их общение теперь к армейской иерархии отношения не имело, и у Хистории даже не было оснований потребовать, чтобы он к ней по титулу обращался. В основном потому, что её поташнивало от торжественного и грандиозного «Ваше Величество». Если бы к этой торжественности прибавилась ещё плохо замаскированная капитанская язвительность, Хистория бы не выдержала.

Звук скомканного недовольства вырвался изо рта, когда цепкие пальцы схватили её под локоть. Не больно и не страшно – крепко, настойчиво и без всякого уважения к титулу. «Не троньте королеву!» – для бывших кадетов 104 и их капитана таблички с такой надписью можно было по дворцу развесить. Им всем было наплевать. И будь Хистория проклята, если она не была им за это благодарна. Неприкосновенная – это почти что неприкасаемая, и с учётом всех жертв ей очень не хотелось не иметь шанса банально дотрагиваться до людей.

– Смотри, – сказал ей Леви, проталкивая через неожиданную толпу, и Хистория повиновалась уверенному приказу. На эту отчаянную, необходимую, не жестокую, но звериную драку они смотрели без всеобщего восторга. Дети, собравшиеся кругом, были рады, выглядели взволнованно, и Хистория понимала, что это не из-за злости и жестокости – это из-за отчаяния, из-за незнания и отсутствия вариантов. Из-за этого места, где не было ничего, кроме законов выживания. Где милосердие и доброта считались за слабость, а великодушие – за глупость. «Так вот где вы росли», – подумала Хистория, получив самый красноречивый из возможных ответов. И насколько бы он ни был правдивым, её это не устроило. Она смотрела внимательно на то, что ей показали, но чем больше глядела, тем меньше верила. Там, где все прочие видели неизбежность, королева надеялась на шанс. Жестокость и разрушение не должны были определять их мир – Хистория бы точно не позволила им определять себя. Разве не этого они добивались, разве не за это боролись – за шанс для человечества. Для всего человечества.

Поэтому она сопротивлялась очевидному. Поэтому, когда мальчишка, которому никак не могло быть больше восьми, распихал свою добычу по карманам, а зеваки начали расходиться, Райсс легонько сжала плечо капитана и уверенно шагнула к мальчику. Он, конечно, дёрнулся от неё в сторону, признав за угрозу, оскалился и вытащил нож. Да, она была в своей военной форме, что не было самым разумным решением, но всяко лучшим, чем платье.

– Я тебя не трону, – она подняла руки. – Я просто хочу поговорить. Как твоё имя?

Мальчик смерил её недовольным взглядом, цыкнул («да ладно, ещё один!»), отвернулся и, когда Хистория шагнула следом, дал дёру. Разумеется, он не собирался доверять девчонке с поверхности, да ещё и в военной форме, да ещё и когда за её спиной стоял кто-то с тем выражением лица, какое обычно носил капитан Леви. Хистория прекрасно его понимала: она сперва тоже икала от страха. Но сдаваться было бы позорно: она пришла сюда с чёткой целью помочь. Возможно, себе. Как бы там ни было, она припустила за парнишкой, решив не использовать привод, чтобы не пугать его ещё больше.

– Эй, стой, не убегай, я не… не из армии.

Мальчишке было наплевать. Когда Хистория уже успела запыхаться, маршрут погони привёл их к одному из этих домов, от пустых окон которых было так неуютно. Этот дом выглядел ещё более заброшенным. Плачевное состояние красноречиво свидетельствовало, что там никто не жил – вероятно, это было пристанище мальчика. Хистория влетела следом за ребёнком, не задумываясь, и он налетел на неё из-за угла, всё-таки посчитав за врага. Королева увернулась, мальчик по инерции влетел в стену, которая мелко задрожала, оттолкнулся и напал опять. Хистории пришлось использовать привод, потому что применять силу, чтобы даже просто обезоружить противника, она не хотела. Решила, что он должен успокоиться сам, и просто уклонилась. Мальчишка подхватил полено, швырнул им в Хисторию и сам напрыгнул следом, ещё раз врезавшись в стену. Хлипкая кладка завибрировала, и Райсс поняла, наконец, насколько ненадёжным было это укрытие. Трос привода пронёсся мимо мальчика, зацепивишсь за противоположную стену, и Хистория буквально снесла ребёнка, крепко прижав к груди, надеясь, что они успеют прежде, чем здание рухнет им на головы. Она подумала ещё, что Леви бы точно успел.

Но Хистория не обладала талантами капитана, поэтому, когда огромный кусок кладки перегородил выход, к которому она неслась, девушка успела только вжаться в стену и прикрыть ребёнка собой. В следующее мгновение всё рухнуло и мир погрузился во тьму.

I will ask you for mercy
I will come to you blind
What you’ll see is the worst me
Not the last of my kind

год 857

Хистория даже не успевает как следует насладиться своим беззащитным, уязвимым положением: усиленной работой мозга, в момент прогнавшей сонное оцепенение дворца, тяжёлым дыханием и безупречным контролем. Ведь через секунду она уже барышня в беде, за головой которой и пришёл сюда гость – успевает заметить метнувшуюся от двери тень и хорошо, если до трёх может сосчитать. Всё кончается прежде, чем королева выдавливает почти неподдельно-удивлённое «ой».

Вообще-то, он раньше, чем она рассчитывала, если бы призналась, что рассчитывала вообще. У командора и генерала – Хистории приходится несколько раз проговорить это в уме, чтобы запомнить звание, а то её ужасные привычки выдадут её ностальгию с головой – комнаты рядом просто так, на всякий случай. На случай, если они решат быть внимательными, догадливыми и ужасно скучающими в настоящем положении дел. На случай, если она не единственная с ностальгией. На случай, если кто-то из них вдруг заметил. Несколько факторов, в которых Хистория не совсем уверена, должны сойтись, чтобы бывший командир помог ей этим вечером с её проблемой. Самой Хистории среди этих факторов нет – ей так кажется. Но раз уж сложилось…

Из-за крайней внимательности Леви Хистория не спешит объяснять, когда он угрожающе застывает над её неудавшимся убийцей. В привычном «следите за выражениями, капитан», которым Хистория так щедро швыряет в бывшего начальника, нет нужды, как нет и толпы из сопровождающих.

– Рада, что вы решили присоединиться к нашей небольшой вечеринке, – лениво улыбается королева, неожиданно удачно контролируя адреналиновый приступ. Даже если она целиком и полностью готова, даже если угроза незначительна, даже если все убийцы мира ей не страшны, даже если присутствие Леви ставит её в ещё более выигрышное положение, кровь ещё шумит в ушах, сердце колотится о грудную клетку с такой силой, что рёбра идут трещинами, но ни голос, ни руки не дрожат. Хистория делает три спокойных шага, беззаботно отводя взгляд от застывших фигур, – о, она прекрасно знает, какая крепкая у Леви хватка, её взгляд делу не поможет, – и щёлкает замком на двери, которую почему-то не закрыла раньше. «Почему же? Ах, ну да». Засов щёлкает ровно за пару секунд до нежелательного внимания.

– Ваше Величество, что за шум? Вы в порядке? – кто-то хватается за ручку с той стороны и дёргает. Хистория знает, что генерал угомонит пленника раньше, чем тот издаст хоть звук. Хотя, ему жутко невыгодно издавать звуки – за дверью целая армия, а тут всего лишь двое человек. Он вполне может считать, что способен от них удрать. Хистории смешно при этой мысли. Она лишь подносит палец к губам, надеясь, что Леви не станет упрямиться и соблюдать протокол королевской защиты.



– Да, со мной всё хорошо, я нечаянно кресло опрокинула, – отзывается Райсс, и это не звучит как ложь.

– Откройте дверь, мы поможем, – настаивают снаружи.

– Я пьяненькая, – бесстыдно врёт Хистория, умело используя свою легкомысленность. Другой бы королеве подобное заявление не простили, но с её выходками давно смирились. Что с неё взять? Она даже не аристократка – бастард Рода Райсса, никогда не метившая на престол, воспитывавшаяся как попало, водящая дружбу с разведчиками. – И голая, – добавляет для убедительности, и тут почти не обманывает: её тоненькое тело просвечивает через дорогую, легковесную ткань, и в другой ситуации это было бы даже куртуазно. Сейчас не то чтобы кому-то есть до этого дело. – Идите прочь, я устала и хочу спать, – капризные нотки её голоса хороша ложатся на нечёткую речь нетрезвой молодой девушки, и за дверью слышится тяжёлый выдох.

– Сладких снов, Ваше Величество.

«О, да».

Шаги затихают в другом конце коридора, и Хистория прекрасно знает, что больше на этаже никого нет. Она делает несколько лёгких, почти пляшущих шагов к своим гостям, присаживается перед поставленным на колени неудавшимся убийцей, но не смотрит на него совершенно – поднимает глаза на Аккермана, стараясь различить на его лице замешательство, интерес или раздражение. Находит только терпеливое ожидание. Может потому, что она не очень хорошо умеет читать Леви. В случае с генералом её таланты не так уж полезны. «Что поделать», – весело думает Хистория и, наконец, размыкает губы, по-прежнему игнорируя пленника.

– Постарайтесь не убить гостя, генерал. Он пригодится живым. Я как раз думала, как бы уговорить наших союзников добавить ещё один пункт в договор, а тут такое везение, – Хистория умалчивает, что это пункт, невозможный ни в одних дипломатических переговорах, то, ради чего всё это и затевалось. Ради чего она допустила покушение, перенаправив внимание Полиции и других структур на дела более насущные.

Элдии, с её природными ресурсами и безусловной поддержкой Хидзуру, не так уж важно было это экономическое соглашение, у них уже были необходимые торговые пути, но пока союзники отвлекались на преимущества, которые им давал договор, королева отвлекалась на то, что действительно значила экономическая независимость Элдии. Свободу. Альтернативные источники энергии, технологии Парадиза, сложенные с разработками остального мира, технологический прогресс – когда развиваешься в закрытом обществе, это имеет свои преимущества. Мир боялся, что находки Элдийцев, как и их «магия», сильно скажутся на мировой экономике и устройстве. Хистория рассчитывала, что скажутся, и незаметно, но стабильно пугала этим всё мировое сообщество. Неудивительно, что за возможность договора, который в перспективе ограничит экономическое влияние Парадиза, союзники ухватились всеми руками, как за прекрасную возможность; должно быть, наивная королева и неопытный ещё в мировых делах Совет не понимали, как невыгодно для них это соглашение в перспективе – наверняка, решили дипломаты. Хистории оставалось только подгадать момент, чтобы обернуть общее удовлетворение на пользу Элдии.

– Эй, – наконец, обращается она к пленнику, с усилием отрывая взгляд от генерала. Давно она не видела его в действии, в её буднях всё меньше военных, всё больше политиков – вот и пялится так внимательно, дотошно, настырно, что почти неприлично. Надо разобраться со вторым гостем, пока не отрубился от болевого шока или от потери крови. – Ты должен быть рад, что послужишь такой благородной цели.

– Ты сдохнешь вместе с твоим поганым островом, проклятая элдийская сука, – хрипит гость. Хистория раздумывает над его словами долю секунду. Хорошо хоть, он не выдаёт обычного «вы ничего от меня не добьётесь», потому что это неправда. Она даже немного оскорблена: она не элдийская сука, она главная элдийская сука, и в обращении к королеве это стоит учитывать. Холодные пальцы её брезгливо подцепляют маску и стягивают ткань с головы. У гостя незнакомое, но перекошенное злостью, ненавистью и отчаянием лицо. Хистория никогда не видела этого человека, но это неважно, она уже знает, кто он. И ей хочется увидеть ещё больше отчаяния. Потому что только так она получит то, что ей нужно.

– Это мы посмотрим. Видишь ли, мне не так много от тебя нужно. Я точно знаю, кто тебя послал, и точно знаю, что этот человек подпишет любой документ за неразглашение деталей нашего ночного рандеву. Что ещё хуже, ты ничем ему не поможешь – ты лучшее доказательство. Живой, мёртвый – не так уж важно. Просто смирись: посол Йоргес сделал не самый мудрый ход, теперь кто-то за него заплатит, – терпеливо, ровно объясняет Хистория, прежде чем перестать изучать гостя. Она поворачивается к нему спиной и не обнаруживает в себе ни капли страха, – там же Аккерман – тянется к висящему на кресле халату, оборачивается в лёгкую ткань, затягивая пояс; раздёргивает гардины, и свет луны и голубоватых фонарей заливает комнату.

– Я хочу знать другое… – говорит королева, любуясь видом из окна. – Та девочка, разливавшая вино, она ведь элдийка. Она работает во дворце уже четыре года. Она знает, что моё вино было отравлено. Как вы втянули её в это? Угрожали? Взяли в плен её семью? – Холодный, практически ледяной взгляд её глаз падает на пленника, и Хистория готова поклясться, что чувствует его дрожь. – Ну же, не упрямься. Поверь, гораздо лучше для тебя будет ответить мне, чем генералу. Чувствуешь хватку? Ты даже не хочешь знать, на что он способен. Даже я бы не стала злить Аккерманов. А я, видишь, люблю повеселиться, – хмыкает королева, более зловеще, чем планировала. Выходит само собой: ото всей скопившейся в ней любезной радости бросает до тёмного и ужасающего с лёгкостью маленькой лодочки в шторм. Хистория никогда не была хороша в сдерживании эмоций, и любая из них грозит нахлынуть и затопить её с головой. Её – и всё вокруг.

Отредактировано Historia Reiss (Пятница, 15 марта, 2019г. 01:02:40)

год 851

– Что…

Хистория открыла глаза практически в полном мраке и с трудом вспомнила, что произошло. Ах, да, она как обычно была не слишком умной и не самой умелой, поэтому теперь они с ребёнком оказались заперты под непредсказуемой грудой камней. Но она чувствовала тело, чувствовала, что в завале есть пространство для неё и мальчишки и, вероятно, могла даже повернуться или сесть – не стала, потому что шевелиться было слишком опасно и непредсказуемо. Всё держалось на честном слове.

– Тупая сучка с поверхности, всё из-за тебя, – поприветствовал её мальчик, когда понял, что его напарница по несчастью пришла в себя. Хистория нисколько не удивилась такой открытой враждебности: мальчишка был прав, это была её вина. Даже если ей и стоило спускаться в Подземный Город ради своих планов, ситуацию с ребёнком можно было уладить по-другому, не так бездарно. Например, позволить капитану разобраться. «Вот чёрт, капитан!» – Хистория мгновенно представила, как он её чихвостит, стоит только выбраться, и даже осталась благодарна завалу. Во всём, как говорится, была доля положительного. Впрочем, мысль, что Аккерман был где-то там снаружи утешала: он-то гораздо лучше в разруливании непредсказуемых и странных поворотов. Хотя в капитана Райсс верила точно так же, как во всех бывших кадетов 104, так откровенно глупить всё равно не стоило, нужно было думать своей головой. Теперь она ничего поделать с этим не могла: начать раскапываться изнутри было опасной затеей. Оставалось верить, что кто-нибудь решит, что королева и мальчик живы. Хистория шевельнулась, чтобы высвободить затёкшую руку, и тут же осознала, что рука не затекла, а просто была не особо чувствительна. Мозг знал своё дело и умел переключить внимание с травмы: стоило шевельнуться, и королева тут же осознала, что левое плечо у неё то ли выбито, то ли вывихнуто.

– Не шевелись, идиотка, всё может рухнуть, – ещё раз огрызнулся мальчишка, и Хистория бегло осмотрела его, насколько позволял мрак. Вроде он был в порядке. «Не задело, хорошо».

– Как тебя зовут? Моё имя Криста, – даже если мальчик не слышал никаких новостей с поверхности, Хистория не хотела рисковать. К тому же, королеве Райсс здесь было не место.

– Нил, – видимо, ребёнок посчитал, что хотя бы это он ей должен. Вряд ли он мог видеть в темноте, но она улыбнулась.

– Не бойся, Нил, мы выберемся отсюда. Твои родители…

– Нет таких. И я бы не особо надеялся. Никому нет до нас дела. У нас скоро закончится воздух, и мы здесь сдохнем, – выплюнул он, и вдруг двинулся к ней резко, быстро, одним движением. Тускло блеснул металл ножа, и Хистория ощутила, как остриё упёрлось в подбородок. Она не дёрнулась – ей было видно теперь глаза Нила. – Если я убью тебя и буду дышать один, то продержусь чуть дольше.


Хистория не испугалась: отчасти потому, что у неё был хороший аргумент, отчасти потому, что у неё был иммунитет к злым, отчаянным мальчишкам. Она ощущала какую-то всеобъемлющую жалость, сочувствие, но не страх. Страха не было.

– Но тогда ты умрёшь в одиночестве, – возразила она спокойной. Мальчишка цыкнул, сжал нож покрепче, и они оба застыли, замолчали. – Знаешь, Нил, у меня тоже нет родителей. Но это не значит, что никому нет до нас дела, не значит, что нам некому помочь. У меня есть друзья.

– Молодец, у меня нет. Сильно они тебе помогут здесь, твои друзья? Тот хмурый мужик точно не полезет нас раскапывать. – «Хмурый мужик» – характеристику лучше для капитана ещё не придумали. Хистория даже слегка улыбнулась. Мальчик был не прав. Впрочем, впервые повстречав Сильнейшего Воина Хистория тоже была уверена, что ему наплевать на окружающих – тогда она не знала, на что капитан готов ради своих людей.

– У тебя есть я. А тот хмурый мужик нас вытащит, вот увидишь. Точнее, он вытащит меня, – «потому что должен», – а я вытащу тебя. Обещаю, – она уверенно кивнула и бесстрашно встретилась с пристальным, недоверчивым взглядом, из которого, впрочем, пропала злость. Обещания, которые не зависели от её усилий, стали чем-то вроде королевского почерка. Раздавать надежду отчаявшимся – глупость, иллюзия, дурная привычка. Но лучше, чем ничего.

– Почему? – оторопело спросил ребёнок, не понимая мотивов незнакомки.

– Потому что никто не обязан быть один, Нил, – пояснила королева и протянула здоровую руку, чтобы дотронуться до щеки мальчика, который выглядел удивлённым и очень растерянным – выглядел как человек, впервые в жизни столкнувшийся с добром.

Мальчишка дёрнулся, выпустил нож и уткнулся ей в плечо. Хистория плотно и бережно обхватила его небольшое тельце, прижав покрепче здоровой рукой, и успокаивающе погладила по голове, по грязным и жёстким волосам. Нил, конечно, однажды узнает, что она соврала: умирают все в одиночестве. Но чёрта с два он умрёт в одиночестве с ней. Чёрта с два он умрет сейчас. До Нила и Кристы, может, никому не было дела, но до королевы Хистории – было. И королева Хистория была готова рискнуть ради своих подданных. Даже одного.

Хистория не считала секунды, она думала об утешающих глупостях, но когда над головой послышался скрежет, а Нил дёрнулся в её руках, она ощутила, наконец, как устала. Мозг отключил обезболивающую функцию, и Хистория, неловко шевельнувшись, отрубилась на несколько секунд от внезапной боли. Она пришла в себя, когда в лицо ударил воздух, не свежий, но свежее, чем под завалом.

– Ты первый, – улыбнулась она Нилу и помогла ему дотянуться до руки Леви. Но стоило его пальцам выскользнуть из её ладони, как сознание снова её покинуло. В следующий раз Райсс пришла в себя только от громкого низкого голоса и ужасающей боли в плече. Пока она фокусировала взгляд и старалась по губам прочитать, что ей говорил капитан, прошла, кажется вечность.

«Прибьёт? Тогда лучше сразу, вот прям сейчас, потому что я точно ещё облажаюсь. Очень-очень много раз. Неужели для этого старался, чтобы прибить? Какой непоследовательный». В его обращении к ней не было ничего от офицера, выражающего уважение своей королеве. Он обращался к ней, как капитан к своему солдату, с недовольством, но заботой о своих людях.

– Мальчик, сэр. Надо найти мальчика, – попросила Хистория, забыв предупредить бывшего командира о своей травме и в наглую рухнув без сознания ему в руки. Оказалось, что никого искать не надо: когда она пришла в себя окончательно, Нил крутился рядом, переживший первый испуг от угроз капитана и вернувшийся на бывшее место ночлега.

– За мной должок, – уперев взгляд в землю, сказал он и злобно скуксился на её ласковую улыбку. – Вам надо чё?

– Если вдруг ты умеешь вправлять выбитые суставы, – отозвалась Хистория, определив степень своих повреждений. Нил мотнул головой. – Капитан? – доверчиво обратилась она к Леви, надеясь, что не вывела его из себя настолько, чтобы он выдернул ей руку с мясом. Впрочем, Хистория капитану и шею бы доверила – кому, если не ему? – Не поможете? – Ей, может, и было ужасно стыдно за свою выходку, но извиняться за дурость она не собиралась. Это было бы нечестно: она знала, что будет дурить ещё много-много раз. Просто потому, что она так делала.

Face up, untouched
Craving for some healing
Take off better than the rest
Game's up, it's too much
Oh your the king of healing
Take off, I'm staring at the ground

год 857

Хистория так делала – полагалась на более сильных. Даже если это было неправильно, даже если она прекрасно понимала, что рассчитывать можно только на себя. У неё никогда особо не было выбора – возможности быть оружием. Она не была ни достаточно талантлива, ни сильна, ни умела для такого. Но, став королевой не по своему желанию, она хорошо усвоила одну истину, которой всегда владели подобные ей: в оружие нет толка, если направляющая его рука дрожит. И с тех пор Хистория знала, чем должна быть, в чём заключалась её задача.

Пленник смотрит на неё, явно раздумывая над словами королевы, над её убедительными аргументами и вопросами. По выражению его лица видно, что он всё понимает: своё обречённое положение, её победу, дальнейшую судьбу Йоргеса. Хистория хочет отдать ему должное: на дне его глаз готовность умереть за свою страну, кажется, он даже не боится острого ножа у горла, настолько решительный и преданный. Только вот смертью он ничем Громвору не поможет. Ещё она может легко различить в нём ненависть, и это чувство полностью направлено на неё, королеву Парадиза и элдийцев. «Как быстро и безнадёжно мир начал нас ненавидеть. Даже не разобрался, поверив проклятию».

Генерал, недвижимой глыбой застывший за спиной убийцы, буквально выталкивает из него ответ – Хистория видит, как сжимаются его пальцы, хотя, кажется, сжимать дальше некуда, сейчас насквозь проткнёт плоть. Эта ужасающая сила пугает и восхищает её, но ещё кажется необыкновенно привычной, будто всегда там была – по правую руку от Райсс. «Странно», – отвлечённо думает Хистория, и тут пленник открывает рот.

– Что ты думаешь о себе? – он булькает эти слова и глядит на неё со снисходительным презрением. – Что ты символ надежды и мира, что твои люди обожают и боготворят тебя? Что никто из них не предаст свою божественную королеву и свой народ? Потому что у меня новость: нам не пришлось никому угрожать. Мы просто ей заплатили. Девчонка вцепилась в деньги и не подумала даже, что предаст светлый образ. Ей было всё равно, кто и ради чего ей платит, если это хорошие деньги. Никакая ты не богиня для них, и твоя жизнь стоит с небольшой мешочек золота.

Хистории его слова кажутся убедительными: это похоже на правду, это похоже на человеческую природу. Она бросает быстрый взгляд на Леви – может, он чувствует подвох? Интуиция у генерала дай Боже, но Хистории даже не столько важно подтверждение, сколько просто уверенность – он понял, что девчонку-предательницу тоже придётся найти, когда они закончат здесь, и ей не нужно говорить это вслух. Она надеялась, что девочку можно спасти, надеялась, что её вынудили, но, давно лишённая большинства иллюзий, королева знает, что против правды не попрёшь. Предательство – очевидный вариант; жадность – убедительный мотив.

– Что ж, я надеюсь, у тебя есть твои боги. Потому что ты, наверное, захочешь помолиться, – спокойно отзывается королева и достаёт из кармана халата ключ.

– В подвале дворца есть темница. Туда никто не заходит, потому что мы не держим заключённых в нашей резиденции. Но для этого гостя я сделаю исключение. Могу я это вам доверить, генерал? – Леви получает от неё просьбу вместе «извините, что испортила праздник», «спасибо, что помогли» или хотя бы «поможете мне?» Что такое, в сущности, одна ночь с пленником в качестве одолжения короне? – Можете действовать по своему усмотрению, оставляю его на вас. Мне без разницы, будет он жив или мёртв к утру. Только от тела не избавляйтесь. – Она кидает внимательный взгляд на пленника, отдаёт ключ Леви и легко касается его плеча. – Никто не должен об этом знать, – на всякий случай предупреждает королева. – Даже ваши люди в Разведке, даже командор.

«Тем более Ханджи». Потому что Ханджи знает то, во что больше никто не посвящён, и хотя Хистория доверяет ей бесконечно, такая опасная концентрация тайн в одной голове ни к чему хорошему не приведёт. И вот она, настоящая просьба – не посторожить пленника до утра, а выяснить приоритеты. Она, конечно, знает, кому верен Леви, где проходит черта его лояльности. Легион. Это всегда Легион. Но Легиона больше нет, даже названия от него не осталось. Есть Ханджи, мизерная горстка выживших ветеранов и зелёные новобранцы. Цели Эрвина мертвы. Как и почти все, кто что-то значил для них однажды. Хистория знает, кому верен капитан Леви, но в случае генерала… Даже не так – в любом случае. Хистории в любом случае хватит наглости на эту просьбу.

851 год

Спускаясь в подземелье, королева думала, что все её планы могут пойти прахом. Она была воодушевлена и полна надежды, но для оптимизма – слишком научена жизнью. Она знала, что в любом случае каждому спасению нужен план, но никогда не была в них сильна, не обладая талантами командора Смита, Армина или хотя бы безумными идеями Ханджи. Но, пережив небольшую трагедию, Хистория поняла, как можно было помочь местным детям – она увидела, кто может им помочь. По тому, как Леви разговаривал с мальчишкой, по тому, как умел заставить себя слушать даже тех, кто относился к нему с предубеждением; на неё Нил смотрел очарованно, но недоверчиво, а когда он смотрел на капитана, он его видел, слышал и понимал. Это потому, что Хистория здесь была чужая, а Леви знал, как они думают, местные крысёныши, вороватые и не верящие, что у судьбы для них что-то припасено. Капитан говорил с ними на их языке, и тут не в лексике было дело – просто Хистория никогда бы не могла такой стать, никогда бы не могла научиться той истине, которую жители Подземного Города усвоили с молоком матери. К счастью, ей не надо было.

Она коротко вскрикнула, когда сустав с ужасающим хрустом встал на место, закусила губу и постаралась не разреветься – было больно, но боль быстро проходила.

– Кажется, всё в порядке, – неуверенно кивнула она на вопрос Аккермана, поведя плечом и шевельнув пальцами. Был лёгкий дискомфорт и ноющая боль, но ничего острого. – Спасибо, сэр, – по привычке ляпнула Хистория, а когда подумала исправиться, было уже поздно. «Ну ладно, тут никто не знает, что ты королева, а капитану наплевать, как ты к нему сегодня обращаешься, всё в порядке».

– Послушай, Нил, ты хотел бы жить на поверхности? – спросила Хистория, умываясь принесённой водой. Видимо, выглядела она действительно паршиво, раз Леви решил тратить их время на водные процедуры и сразу после катастрофы не потащил её на поверхность и не открутил голову. Вероятно, ему предстояло много бумажной работы и долгие объяснения с начальством – по её вине, разумеется. Но Хистория искренне считала, что их миссия важнее её головы или его недостатка сна. Ни стыда, ни жалости, ни милосердия.

– А ты не слишком мелкая, чтобы меня усыновлять, Криста? – огрызнулся Нил, впрочем, беззлобно. То, что мальчик был остёр на язык, Хистория поняла ещё под завалом. Она хохотнула и мотнула головой, рассказывая мальчишке о том, что они с капитаном здесь по поручению королевы, что хотят помочь, что будут не против, если он расскажет тем, кто захочет слушать, если сможет собрать тех детей, которые не боятся шансов. Хистория чувствовала себя так, будто вербует его в Культ Стен, но было бы неплохо заручиться помощью кого-то из местных. Кого-то, кому здешние дети могли доверять. Если бы Нил привёл к ним хотя бы горстку сирот для начала, она бы смогла заставить их прислушаться. С чужой помощью, конечно…

Когда Нил принялся раскапывать завалы, чтобы узнать, уцелело ли хоть что-то из его немногочисленных пожитков, Хистория повернулась к капитану, оттирающему пыльные руки водой из того же кувшина. Он не выглядел очень уж раздражённым, и королева не хотела лезть с благодарностями – сдались они ему, если она всё равно ещё не раз его подставит. А Хистория ведь при прочих равных рано или поздно подставила бы… Потому что ради своих планов никого бы не пожалела. Поэтому она просто задрала голову вверх, туда, где в привычном ей мире были небеса, и сказала негромко:

– Не могу сказать, что представляю, через что проходят эти дети. У меня было не самое радужное, но вполне обычное детство. Я не сражалась за кусок хлеба и не дралась на улицах за выживание. Поэтому мне остаётся только делать вид, что я понимаю, и двигаться на ощупь, обязательно ошибаясь. Но вы можете их понять. Если кто и знает, как заслужить их доверие, как вернуть этих детей миру, то это вы, капитан. Поэтому мне нужна ваша помощь. Я обещаю, что сделаю всё, что в моих силах. Мне просто нужно заставить их слушать. Скажите, чего они хотят – что я могу сделать для них? Что мне им пообещать?

«Скажите мне, как им помочь, и я помогу». Пусть Хистория и была королевой уже без малого год, ей всё ещё требовалось руководство – она всё ещё училась.




857 год

Хистория долго кашляет, склонившись над раковиной. Ей кажется, что её тошнит от нервов, волнения, отвращения или пережитого. Но нет, ей только кажется – она смотрит в зеркало и понимает, что только кажется. Потому что оттуда на неё глядит спокойная, улыбчивая, миловидная королева с хрустальными глазами. Поэтому вместо того, чтобы придаваться иллюзиям, она забирается в глубокую медную ванную и выливает на себя ковш холодной воды. А затем ещё один. И ещё. Заснуть ей в любом случае не грозит, но королеве просто нужно прийти в себя. Не после того, что случилось, но перед тем, что грядёт.

К послу Йоргесу в покои она стучится ранним утром. Только-только рассвет, гости едва угомонились и разбрелись по покоям, и иностранная охрана смотрит на неё удивлённо.

– Большой день, – улыбается Хистория, и они кланяются. Потому что и дураку очевидно: угрозы Её Величество не несёт, а не пустить хозяйку дома к гостю невежливо. Под предлогом экскурсии она вытаскивает Йоргеса из постели на прогулку. Посол так растерян, взволнован и обескуражен её живостью, что придумать убедительную причину для отказа у него никак не получается. Под весёлое, незначительное щебетание Хистории, которая чувствует настороженность гостя, но ничем не выдаёт своих настроений, они спускаются в подвал.

– Я думаю, вы захотите оставить свою охрану здесь, – улыбается королева, и по этой улыбке загнанному в угол послу ясно, что это для его же блага, ясно, что это не совет, ясно, что его план не сработал и пришло время познакомиться с последствиями. Хистория приоткрывает дверь и вежливо просит посла подождать: ей не хочется травмировать его нежную душу политика, поэтому она заходит первая – мало ли, что генерал сотворил с пленником. Хистория не обманывается насчёт Аккерманов: Леви и Микаса обычно делают то, что нужно, не больше и не меньше, но они так холодно и спокойно относятся к жестокости, что её нисколько не удивит обнаружить в темнице искорёженное тело. Идеальные сосуды силы. Иногда ей кажется, что сила всё, что в Аккерманах есть, но она старается не отказывать им в праве на человеческое.

Хистория кидает вопросительный взгляд на генерала, когда обнаруживает, что внешний вид пленника оставляет желать лучшего, и его объяснение её вполне устраивает. Даже если это не правда – так ли это важно, учитывая, что она дала ему полную свободу? Учитывая, что официально у неё над армейскими никакой власти? Если следовать букве закона, страной управляет Совет, а она тут для лучшего впечатления, для отвлечения внимания, поэтому генерал вовсе не обязан ей подчиняться или отчитываться. Как и командор, как и отряды разведчиков, как и небольшая группка полицейских, работающих непосредственно на Её Величество. О последних, правда, и так никто не знает, но они вот чрезвычайно полезны: стремительно разыскали девчонку, пока Аккерман был занят с пленником, а Хистория освежалась в своей ледяной ванне. Насчёт генерала она не уверена, но в его случае, как и в случае командора и специального отряда, полагается на выражение «по старой дружбе», не очень углубляясь в то, что ими всеми движет. До поры до времени – в действующей ситуации не до мотиваций.

– У меня есть другая идея, – отзывается Хистория на вопрос. – Мы просто ему покажем.

И впускает посла, настойчиво подталкивая его к решётке. Она бесконечно любуется, как краска сползает с его лица; впрочем, любуется она, скорее, всей картинкой целиком: генералом, от взгляда которого пленник отползает в самый дальний угол, заикающимся и объясняющим что-то Йоргесом, сыростью и мраком подземелий. Хистория прислоняется к стене, и во мраке одного горящего факела маска беспечности спадает с неё окончательно. Глупенькая, блаженная королева, беспамятно любящая свой народ, делается вдруг под сбивчивый лепет иностранца разозлённой богиней, готовой за свой народ перегрызть глотки. На сущую секунду, пока её глаза поблёскивают холодностью арктических льдов. А затем она вновь улыбается, ласково, на грани безумного, и ненавязчивым жестом подсовывает под руку Йоргеса немного скорректированный договор. Все пункты в нём прежние, и только один новый, делающий невыгодное положение элдийцев чуть более выгодным для тех, кто силён в прогнозах.

Договор всё ещё не отменяет того, что через 50 лет Элдия, чтобы не представлять угрозу мировой экономике своей альтернативной энергией, обязана перейти на мировые стандарты топлива (что совершенно неважно, потому что с темпом нынешний добычи через 50 лет у них так и так кончатся горящие кристаллы из пещеры Райссов), но новый пункт гарантирует полнейшее невмешательство во внутренние дела Элдийцев, торговые, военные и политические. Для других государств суверенитет работает по умолчанию; для народа Имир – это даже не условие. Хистория делает так, чтобы их независимость не подвергалась сомнению. Если мир хочет с ними воевать, то он будет воевать поодиночке, страну-агрессора страны, подписавшие договор, при полученном суверенитете поддержать не могут. Это, конечно, всего лишь документ, и он ничего не гарантирует, но это внутренний документ политиков. Хистории и не нужно, чтобы он гарантировал: когда она покажет его народу, прессе, всему мировому сообществу, это будет демонстрация силы – мир будет знать, что Элдия не в подчинённом положении, мир будет знать, что Парадиз диктует свои правила, что Парадиз независим, и их лидеры это признали. Остальные государства будут вынуждены принять независимое положении Элдии. Потому что общественное мнение – следующая власть после религии, и если овечье стадо будет взволновано, то что смогут сделать его пастыри? Самое главное не правда, а впечатление, которое она производит. Хистория знает всё о том, как производить впечатление.

Именно поэтому она требует от Йоргеса немыслимого, требует сверх его полученной уже подписи, когда они встречаются вновь несколько часов спустя. Пока весь мир готовится к церемонии в элдийском дворце, королева, передав генералу короткую записку с незамысловатой просьбой, прогуливается с послом Йоргесом на нижней балюстраде, проходящей через сад, и гостя потряхивает от её присутствия, хотя Хистория совершенно беззащитна. Он уже знает, что она такое.

– Сделаете кое-что для меня? – улыбается Хистория, и он дёргается, загнанный в ловушку. Королева понимает, что шантаж хорош ровно до тех пор, пока не загнал жертву в угол. Если потребовать слишком многого, он сорвётся. Не станет терпеть, решив покончить со всем одним махом – искусство шантажа довольно тонкое. – На сегодняшней встрече перед церемонией подписания я хочу, чтобы вы были тем, кто предложит внести новый пункт в договор. – Она не может это сделать сама или поручить своим министрам: возникнут подозрения, все начнут приглядываться к положению внимательно. Если это сделает иностранный посол, изначально не поддерживающий привилегии Элдии, подозрений возникнет меньше.

– С чего вы взяли, что я стану потакать вашим играм? Вы можете сдать меня общественности, я возьму вину на себя, и авторитет Громвора останется нерушим. Вы слишком юны, чтобы понять: один человек ничто. Моё положение при дворе и в обществе – это одно, но положение моей страны…

– А ваша семья, господин Йоргес? – перебивает Хистория, для которой юность – неоспоримое преимущество.

– Что?

– Вашу семью вы любите больше своей страны? – улыбается королева и кивает за спину. Самая идиллическая картина предстаёт перед глазами посла, когда он оборачивается: его старшая и средняя дочери прогуливаются по прекрасному королевскому саду в сопровождении генерала, которому оказывали столько внимания на балу. Есть в Аккермане что-то, несмотря на очевидную грубость, холодность и полное отсутствие манер и стати, которую так ценят дворяне, что притягивает к нему внимание. Должно быть, внутреннее ощущение силы и спокойствия. Что бы ни было, а Хистории, заприметившей интерес очаровательных созданий, такая увлечённость только на руку: девушки же не откажут генералу в приглашении, несмотря на всю его необходительность прошлым вечером? «Разумеется, не откажут. Они жаждущие внимания кокетки, им любой вызов только интереснее». Но они хотя бы хорошенькие, это Хистория может засчитать им в плюсы и понадеяться, что бывший командир не проклянёт её за дерзость и неуместные просьбы. Впрочем, королеве до всего этого нет никакого дела – обе девушки в любой момент могут стать сопутствующим ущербом. Потому что, что бы ни думал про неё посол, а она прекрасно знает, что один человек ничто. Не в том смысле, в котором Йоргес имеет в виду, но всё же. В любом случае, послу, уже знакомому с Аккерманом по маленькому рандеву в темнице, должно быть не по себе наблюдать дочерей в такой компании. Даже если генерал просто подаёт руку споткнувшейся барышне, намёки королевы слишком красноречивы. И это время посла понять свои ошибки: один человек ничто, но когда это твой человек… «Достаточно ли ты предан своей цели, чтобы расстаться с частью себя?»

– Вы не втяните в это моих дочерей! Вы же не серьёзно?! – Он смотрит на королеву так, будто силится найти в ней хоть что-то человеческое. Хистория склоняет голову набок, и весь её вид так и говорит: «Испытайте судьбу, если хотите». Видимо, он находит свой ответ. – Я… предложу послам включить ваш пункт.

– Замечательно. Постарайтесь быть убедительным, господин Йоргес. Я попрошу генерала сопроводить ваших дочерей на церемонию подписания. Будем надеяться, они насладятся прекрасным банкетом после. Мои повара придумали восхитительные сладости. Знаете, эти воздушные и хрустящие безе с нежным малиновым кремом…